Я, пожалуй, опять про «наказания в пользу». Только теперь не публичные или не вполне публичные – не всем миром, а персонально.
Это, в общем-то обсуждается уже давно, но по большей части сводится к культуре изнасилования – когда жертва сама виновата и насильник ее учит, как надо себя вести. Или того лучше – когда насильник по схеме должен в себя влюбить. Это отсюда ноги у «бьет, значит любит», укрощений строптивой, обращений на себя внимания девочки стопкой учебников по голове или выдранными косичками. Культура поддерживается, передается из поколения в поколение, и уже кажется, что все так и должно быть, так природа велит. За хвост – и в пещеру.
Некоторые понимают, что так не должно быть – счастливцы.
Но я не о плотском и гендерно ориентированном насилии хочу поговорить, а о более интересном, но из него вытекающем. Вы иногда даже не замечаете, что вас церебрально трахнули. Более того, вы можете не заметить, что сами сделали это с кем-то, воспроизведя схему с прекрасным насильником. Приведу пример из совсем недавнего сетевого недосрачика. Контекст там прекрасен сам по себе, но он типичен везде, посему не стоит. Но всплывают в нем дивные юношеские воспоминания о муштре. В филологических и не очень вузах. О том, какие изысканные оскорбления придумывали самые любимые преподаватели спорщиков чтобы описать их неудачные работы. И как хорошо это действовало. И какими прекрасными и умными казались эти преподаватели, как запоминалась увешанная обидными метафорами ошибка. Стокгольмский синдром плюс культура насилия. Они реально любят этих ублюдков.
«В профессоре К. уживалось жуткое хамство, за которое вне пар хотелось дать в глаз, и редкий профессионализм».
И за профессионализм сначала прощается хамство – мы перетерпим, зато получим выгоду. А после само хамство растерянный организм переносит в папочку «благо» чтоб не было горько, больно и диссонансно. И опаньки, мы уже замужем за насильником, независимо от нашего и его пола. И сеем благо из папочки, между прочим, ведь мы добрые.
Кто-то вводит это в нашу жизнь первым. Мать? Отец? Учитель? Не имеет значения, с кем у вас это было в первый раз. Каждый следующий жених, обладающий этим качеством, с вероятностью будет для вас привлекателен, если вы не устояли перед первым и занесли его в папку «благо».
Эта хрень вштамповывается в нас из телевизора, из книг, не только наследуется от раненых до нас старших товарищей, родителей, учителей.
Давайте вспомним майора Пейна. Он все делал, чтоб дети стали сильными, а! Он их полюбил и они его тоже. Елки палки, почему мало кто видит, что происходит на самом деле, что он не очаровашка, что это терпеть нельзя даже за ощущение нужности отцу потом, когда «заслужишь» эту нужность, обезъяна. Пейн – штамп армейского папочки, он повторяется из фильма в фильм. Про военных, про спорт, про суровых боссов, про строгих сэнсеев. Мозги выворачивают наружу, внушая – это верно, так должно быть, это воспитывает, это закаляет! Такова ваша женская доля, петухи, вот что. «пока ты не подрастешь, ты девочка и я буду тебя трахать, а как подрастешь – я буду твой лучший друг, ведь ты поймешь, что я хотел тебе добра. Ты привыкнешь к тому, какой я клевый».
Сержанты – крайний, но показательный случай «бьет и любит». Снейп – менее жесткий, хотя в его случае дети хотя бы не впадают в искушение принять насильника за папу. Это вместо них делают читатели, плавно перетекающие в фикрайтеров. Это уже их герои за едкость Северуса прыгают к нему в постель уже в буквальном смысле. Мозг фикрайтера интерпретирует схему очень, очень правильно. Насильник должен быть привлекателен, насильник привлекателен. Насилие – душеполезно. Благо. Искусство. Красота. Юмор. Яркость.
Черт, как же этого много вокруг.
Это, в общем-то обсуждается уже давно, но по большей части сводится к культуре изнасилования – когда жертва сама виновата и насильник ее учит, как надо себя вести. Или того лучше – когда насильник по схеме должен в себя влюбить. Это отсюда ноги у «бьет, значит любит», укрощений строптивой, обращений на себя внимания девочки стопкой учебников по голове или выдранными косичками. Культура поддерживается, передается из поколения в поколение, и уже кажется, что все так и должно быть, так природа велит. За хвост – и в пещеру.
Некоторые понимают, что так не должно быть – счастливцы.
Но я не о плотском и гендерно ориентированном насилии хочу поговорить, а о более интересном, но из него вытекающем. Вы иногда даже не замечаете, что вас церебрально трахнули. Более того, вы можете не заметить, что сами сделали это с кем-то, воспроизведя схему с прекрасным насильником. Приведу пример из совсем недавнего сетевого недосрачика. Контекст там прекрасен сам по себе, но он типичен везде, посему не стоит. Но всплывают в нем дивные юношеские воспоминания о муштре. В филологических и не очень вузах. О том, какие изысканные оскорбления придумывали самые любимые преподаватели спорщиков чтобы описать их неудачные работы. И как хорошо это действовало. И какими прекрасными и умными казались эти преподаватели, как запоминалась увешанная обидными метафорами ошибка. Стокгольмский синдром плюс культура насилия. Они реально любят этих ублюдков.
«В профессоре К. уживалось жуткое хамство, за которое вне пар хотелось дать в глаз, и редкий профессионализм».
И за профессионализм сначала прощается хамство – мы перетерпим, зато получим выгоду. А после само хамство растерянный организм переносит в папочку «благо» чтоб не было горько, больно и диссонансно. И опаньки, мы уже замужем за насильником, независимо от нашего и его пола. И сеем благо из папочки, между прочим, ведь мы добрые.
Кто-то вводит это в нашу жизнь первым. Мать? Отец? Учитель? Не имеет значения, с кем у вас это было в первый раз. Каждый следующий жених, обладающий этим качеством, с вероятностью будет для вас привлекателен, если вы не устояли перед первым и занесли его в папку «благо».
Эта хрень вштамповывается в нас из телевизора, из книг, не только наследуется от раненых до нас старших товарищей, родителей, учителей.
Давайте вспомним майора Пейна. Он все делал, чтоб дети стали сильными, а! Он их полюбил и они его тоже. Елки палки, почему мало кто видит, что происходит на самом деле, что он не очаровашка, что это терпеть нельзя даже за ощущение нужности отцу потом, когда «заслужишь» эту нужность, обезъяна. Пейн – штамп армейского папочки, он повторяется из фильма в фильм. Про военных, про спорт, про суровых боссов, про строгих сэнсеев. Мозги выворачивают наружу, внушая – это верно, так должно быть, это воспитывает, это закаляет! Такова ваша женская доля, петухи, вот что. «пока ты не подрастешь, ты девочка и я буду тебя трахать, а как подрастешь – я буду твой лучший друг, ведь ты поймешь, что я хотел тебе добра. Ты привыкнешь к тому, какой я клевый».
Сержанты – крайний, но показательный случай «бьет и любит». Снейп – менее жесткий, хотя в его случае дети хотя бы не впадают в искушение принять насильника за папу. Это вместо них делают читатели, плавно перетекающие в фикрайтеров. Это уже их герои за едкость Северуса прыгают к нему в постель уже в буквальном смысле. Мозг фикрайтера интерпретирует схему очень, очень правильно. Насильник должен быть привлекателен, насильник привлекателен. Насилие – душеполезно. Благо. Искусство. Красота. Юмор. Яркость.
Черт, как же этого много вокруг.
Конечно, вы все правильно говорите. По своему опыту знаю. Невзлюбил меня в школе один заводила - и пошло-поехало. Через несколько лет все это вылилось в такую ситуацию, что пришлось ему оставить меня в покое до конца школьных дней. Я поначалу вздохнула с облегчением, но уже через год заметила, что чего-то не хватает. Чего? Ага. Того самого. "Церебрального изнасилования". И папочка "Польза" появилась. Мол, благодаря всей этой ситуации я стала лучше к остальным лузерам относиться - ого-го какая польза!
Дальше. Завязались отношения в универе. Парень относился к мне нормально, как должен парень относиться к девушке. А мне с этого... ну что мертвому припарка. Что слону дробина. Потерпела эту пресную кашу с месяц, повспоминала школьные годы чудесные и сказала, мол, прости, дружок, мы друг другу не подходим.
Вот так. Но мне кажется, что человек не будет любить моральное насилие, если у него изначально такой предрасположенности не было. Ни родители, ни учителя привить это не в состоянии. Различные ангстовые состояния для любимых персонажей я придумывала еще в те годы, когда и в общество не выходила. А потом нередко случались ситуации вроде:
Воспитатель: Дети, назовите слово с буквой Ц!
Дети: Цапля! Заяц!...
Я: Убийца!
психологическое насилие и легитимизация его могут быть в семье достаточно скрытыми, но присутствовать. Насилие не обязательно голое и неприкрытое.
Но предрасположенности не бывает, бывает повышенная восприимчивость =)
Но предрасположенности не бывает, бывает повышенная восприимчивость =)
садик, ясли, двор? требования уступить "потому что младше, потому что девочка, потому что мальчик, потому что ты должен быть умнее в ситуациях, логике не поддающихся? Постулат "старших нужно уважать", всех, какую бы хрень они ни несли и ни требовали? Никогда и никто не перебивал "мал еще, помолчи"?
Неужели просто фразой "старших нужно уважать", или то, что во дворе попросили отдать игрушку можно заставить человека принимать насилие в свой адрес?) Человек, в частности дети гораздо сильнее, чем об этом любят говорить психологи. Даже при повышенной восприимчивости, какой-никакой запас сопротивляемости у нас есть.
не просто фразой =) В таких случаях это не единственное утверждение, это определенная система ценностей, в которой тот или иной вид насилия считается нормой. Сопротивляемость тут не имеет особого значения, потому что система ценностей, в которой растет ребенок, до определенного возраста воспринимается им как точка отсчета.
Получается, что любое слово, воспринимаемое ребенком как истина, влияет на формирование его характера и иногда далеко не лучшим образом. Даже если для взрослого это слово ничего не значит, потому что у него система ценностей уже есть. Так?
так =(
Только прислушиваться к себе, к ребенку, стараться лучше понимать то, что происходит внутри и во взаимоотношениях. Детства без травм не бывает, но можно сделать так, чтобы их было меньше.
Да! О, да. Роулинг не больная на голову, у неё герои, здоровые дети, здраво ненавидят этого урода и хотят от него избавиться.